Диаспора является древнегреческим словом и буквально означает
"разбрасывание". История возникновения этого слова приходится на время
захвата и переселений, начатых греками задолго до нашей эры. В ходе
военных походов в различные страны часть солдат греческой армии осела на
захваченных территориях и превратилась в постоянных жителей этих мест.
Слово "диаспора" пришло именно из их языка.
Поселение людей, принадлежащих к какому-либо этносу независимо от сферы деятельности, рода занятий и религиозной принадлежности, за пределами своей исторической родины, а также их общественная деятельность приводит в итоге к образованию диаспоры.
Несмотря на то, что первые представления о понятии "диаспора" в Азербайджане только начали формироваться, следует отметить, что процесс расселения наших соотечественников в различных странах имел место еще несколько веков назад. Вследствие большей по сравнению с другими народами привязанности азербайджанцев к родной земле, проживание за границей представляло для них сложность с моральной точки зрения. Не случайно в Азербайджанской устной народной литературе важное место занимает тема "Родина-чужбина".
Сам по себе данный моральный фактор подтверждает факт достаточно древней истории возникновения Азербайджанской диаспоры.
Сегодня, под словом "Азербайджанская диаспора" подразумевают азербайджанцев, проживающих за рубежом.
ТЕОРИЯ ДИАСПОРЫ
В. ТИШКОВ
(Окончание. Начало
в предыдущих номерах)
Современные диаспоры, их ресурсы и организации представляют один из наиболее серьезных исторических вызовов государствам. В странах пребывания они формируют сети международной незаконной торговли наркотиками, создают террористические организации, вовлекаются в другие акции, которые нарушают национальный закон и внутреннюю стабильность. Именно деятельность диаспорных групп (палестинских, кубинских, ирландских, албанских и др.) превратила сегодня такие страны, как США и Германия, в основные территории, откуда исходит международный терроризм. Часто это делается с ведома государств пребывания и откровенно используется ими в геополитических целях.
В более мирных формах активная деятельность диаспор начинает представлять серьезную проблему для местных обществ. Выдвигаются требования и ведется активная борьба за признание обычного права, действующего в рамках традиционной культуры данных групп, законами стран пребывания. Более того, западные либеральные демократии, решившие в свое время в упорной борьбе вопросы отделения церкви и государства, мира приватного и мира публичного, сегодня вынуждены иметь дело с попытками привнести в их общества теократические идеи и нормы частной жизни, по которым желают жить представители мусульманских общин, ставшие уже полноправными гражданами этих стран.
Как предупреждает один из авторов, благодаря своему желанию изменить существующие правила, а не принимать сложившиеся правила игры, диаспоры будут служить "средством разрушения хрупкого баланса между общей культурой и отдельными различиями". Приведу лишь один пример в подтверждение этого опасения. Поведение и конкретные политические результаты русской еврейской диаспоры в Израиле в последние годы поставили под сомнение исторический проект израильской алии и религиозно-этнической основы этого государства. В то же время некоторые специалисты делают слишком поспешные выводы по поводу исторических перспектив феномена диаспоры. Ссылаясь на то, что идеология национализма не способна сегодня эффективно ограничивать пространство социальной идентичности границами национальных государств, они полагают, что процессы глобализации создают новые возможности для возрастания роли диаспор во многих сферах и превращения диаспор в особые адаптивные формы социальной организации. Не отрицая последнего, мы, однако, не можем согласиться с выводом, что "в качестве формы социальной организации диаспоры предшествовали национальным государствам, трудно существовали в их рамках и, возможно, сейчас во многих аспектах могут превзойти и прийти им на смену".
Причина нашего несогласия в том, что нынешняя стадия человеческой эволюции продолжает демонстрировать, что государства остаются наиболее мощной формой социальной группировки людей, обеспечивающей жизнедеятельность человеческих сообществ. Никакой конкурентной формы на горизонте не просматривается. Более того, именно государства используют диаспоры в утилитарных целях, чаще всего для собственного укрепления и разрушения или ослабления других. И в этом плане диаспоры может ожидать обратная перспектива.
Многие ученые не обращают внимания на то, что современные диаспоры обретают еще один важный аспект. Они утрачивают обязательную ссылку на какую-то определенную локальность - страну исхода - и обретают на уровне самосознания и поведения референтную связь с определенными всемирно-историческими культурными системами и политическими силами. Обязательность "исторической родины" уходит из диаспорного дискурса. Связь выстраивается с такими глобальными метафорами, как "Африка", "Китай", "Ислам". Как отмечает в этой связи Джеймс Клиффорд, "этот процесс не столько по поводу быть африканцем или китайцем, сколько по поводу быть американцем или британцем или кем-то еще в месте проживания, но с сохранением отличительности. Это также отражает стремление ощущать глобальную принадлежность. Ислам, подобно иудаизму в преимущественно христианской культуре, может предложить чувство повсеместной принадлежности как в историко-временном, так и пространственном аспектах, принадлежности к разной современности".
Следует заметить, что построенная на позитивной сопричастности к мировым культурным системам диаспорность в современных транснациональных контекстах заключает в себе порой большую долю утопии и метафоричности, но она уходит от таких традиционных идеологем, как "утрата", "изгнание", "маргинальность", и больше отражает конструктивные жизненные стратегии успешной адаптации и полезного космополитизма. Возможно, эта перспектива глобализации будет означать исторический конец феномена диаспоры, но только наступит этот конец, видимо, нескоро.
.
Поселение людей, принадлежащих к какому-либо этносу независимо от сферы деятельности, рода занятий и религиозной принадлежности, за пределами своей исторической родины, а также их общественная деятельность приводит в итоге к образованию диаспоры.
Несмотря на то, что первые представления о понятии "диаспора" в Азербайджане только начали формироваться, следует отметить, что процесс расселения наших соотечественников в различных странах имел место еще несколько веков назад. Вследствие большей по сравнению с другими народами привязанности азербайджанцев к родной земле, проживание за границей представляло для них сложность с моральной точки зрения. Не случайно в Азербайджанской устной народной литературе важное место занимает тема "Родина-чужбина".
Сам по себе данный моральный фактор подтверждает факт достаточно древней истории возникновения Азербайджанской диаспоры.
Сегодня, под словом "Азербайджанская диаспора" подразумевают азербайджанцев, проживающих за рубежом.
ТЕОРИЯ ДИАСПОРЫ
В. ТИШКОВ
(Окончание. Начало
в предыдущих номерах)
Современные диаспоры, их ресурсы и организации представляют один из наиболее серьезных исторических вызовов государствам. В странах пребывания они формируют сети международной незаконной торговли наркотиками, создают террористические организации, вовлекаются в другие акции, которые нарушают национальный закон и внутреннюю стабильность. Именно деятельность диаспорных групп (палестинских, кубинских, ирландских, албанских и др.) превратила сегодня такие страны, как США и Германия, в основные территории, откуда исходит международный терроризм. Часто это делается с ведома государств пребывания и откровенно используется ими в геополитических целях.
В более мирных формах активная деятельность диаспор начинает представлять серьезную проблему для местных обществ. Выдвигаются требования и ведется активная борьба за признание обычного права, действующего в рамках традиционной культуры данных групп, законами стран пребывания. Более того, западные либеральные демократии, решившие в свое время в упорной борьбе вопросы отделения церкви и государства, мира приватного и мира публичного, сегодня вынуждены иметь дело с попытками привнести в их общества теократические идеи и нормы частной жизни, по которым желают жить представители мусульманских общин, ставшие уже полноправными гражданами этих стран.
Как предупреждает один из авторов, благодаря своему желанию изменить существующие правила, а не принимать сложившиеся правила игры, диаспоры будут служить "средством разрушения хрупкого баланса между общей культурой и отдельными различиями". Приведу лишь один пример в подтверждение этого опасения. Поведение и конкретные политические результаты русской еврейской диаспоры в Израиле в последние годы поставили под сомнение исторический проект израильской алии и религиозно-этнической основы этого государства. В то же время некоторые специалисты делают слишком поспешные выводы по поводу исторических перспектив феномена диаспоры. Ссылаясь на то, что идеология национализма не способна сегодня эффективно ограничивать пространство социальной идентичности границами национальных государств, они полагают, что процессы глобализации создают новые возможности для возрастания роли диаспор во многих сферах и превращения диаспор в особые адаптивные формы социальной организации. Не отрицая последнего, мы, однако, не можем согласиться с выводом, что "в качестве формы социальной организации диаспоры предшествовали национальным государствам, трудно существовали в их рамках и, возможно, сейчас во многих аспектах могут превзойти и прийти им на смену".
Причина нашего несогласия в том, что нынешняя стадия человеческой эволюции продолжает демонстрировать, что государства остаются наиболее мощной формой социальной группировки людей, обеспечивающей жизнедеятельность человеческих сообществ. Никакой конкурентной формы на горизонте не просматривается. Более того, именно государства используют диаспоры в утилитарных целях, чаще всего для собственного укрепления и разрушения или ослабления других. И в этом плане диаспоры может ожидать обратная перспектива.
Многие ученые не обращают внимания на то, что современные диаспоры обретают еще один важный аспект. Они утрачивают обязательную ссылку на какую-то определенную локальность - страну исхода - и обретают на уровне самосознания и поведения референтную связь с определенными всемирно-историческими культурными системами и политическими силами. Обязательность "исторической родины" уходит из диаспорного дискурса. Связь выстраивается с такими глобальными метафорами, как "Африка", "Китай", "Ислам". Как отмечает в этой связи Джеймс Клиффорд, "этот процесс не столько по поводу быть африканцем или китайцем, сколько по поводу быть американцем или британцем или кем-то еще в месте проживания, но с сохранением отличительности. Это также отражает стремление ощущать глобальную принадлежность. Ислам, подобно иудаизму в преимущественно христианской культуре, может предложить чувство повсеместной принадлежности как в историко-временном, так и пространственном аспектах, принадлежности к разной современности".
Следует заметить, что построенная на позитивной сопричастности к мировым культурным системам диаспорность в современных транснациональных контекстах заключает в себе порой большую долю утопии и метафоричности, но она уходит от таких традиционных идеологем, как "утрата", "изгнание", "маргинальность", и больше отражает конструктивные жизненные стратегии успешной адаптации и полезного космополитизма. Возможно, эта перспектива глобализации будет означать исторический конец феномена диаспоры, но только наступит этот конец, видимо, нескоро.
